Вчера в приступе короткого, но острого потреб£ядства купила себе красные туфли и платье в крупную вишню. Ну ок. Ладно.
Ну, может у меня раз в жизни быть крупная красная вишня на чёрном фоне...
Во-первых, весь магаз глядел осуждающе на меня уже тогда, когда я пёрла эту вишню в примерочную. Хихикая и стыдливо пряча глаза.
Где эта тётя, и где вишня? Вишня — для молодых.
Когда я подтащила к вишне красные туфли, хихиканье и перешёптывание стало громче.
Когда я влезла в вишню нынешним своим сорок восьмым, и весь этот сорок восьмой, сосредоточенный, в основном, сзади вывела из примерочной к большому зеркалу, магазин замер в благородном возмущении и ужасе.
— Не ярковато для вашего возраста? — не удержалась изысканная старушка в широкой блузе из ацетатного шелку. — Не слишком обтягивающе!
— Ярковато! — согласилась я. — Слишком!
И пошла, прихватила дикого цветочного принта шаль, которую если свинтить в шарф и выкинуть назад длинным концом с красной бахромой, чтоб бахрома болталась в районе сорок восьмого, превращает «ярко» в «йобаныстыд».
— Так же не сочетается! — не выдержала ещё одна. — Надо сверху хотя бы что-то однотонненькое. Приглушить яркость.
— Сама и носи однотонненькое... Немаркенькое ещё... — хотела сказать я, но не сказала. Покрутилась туда сюда, подбоченилась, выпятила сорок восемь сзади и два спереди...
— Тут же ягоды, а там — цветы! — это уже продавщица. Авторитетно. — Так не носят.
— В этом же и дело! Что ТАК не носят! — заявила я. И прошлась туда-сюда походкой опытной маркитантки.
— Вот так лучше попробуйте. Давайте я вам подберу, и вы сами увидите как сразу будет по-другому смотреться. — Добрая по-настоящему женщина моих лет не вынесла моего текущего и будущего позора и моей вопиющей безвкусицы, бегом сбегала к стойке с палантинами (палантины блин... позапрошлый век) и накинула мне на плечи... сук чорненький... чорненький...
— Макабричненько, — нахмурилась я.
Не факт, что девочки поняли про «макабричненько», но может и поняли. Но мне хочется думать, что нет. Гулять — так гулять!
— Смотрите, смотрите! — засуетились все. — Это же лучше гораздо. Платье с ярким рисунком, молодежное... а черный палантин его облагораживает и приглушает.
— Мне НЕ НАДО уже ничего облагораживать и приглушать, леди. Мне надо выпячивать и опошлять, — этого я тоже не сказала.
Вздохнула. Отложила в сторону чорненький, взяла яркенький и пошла на кассу прямо в вишне, в красненьких туфельках всё той же походкой опытной маркитантки.
— О, боже... — никто этого не произнес. Но оно слышалось со всех сторон. Это «О, боже! Вот, вот рядом с такими безвкусными, пошлыми и глупыми женщинами мы и живём»!
Ну, сорян, девочки. Придется потерпеть.
Может и не надену это никогда. Уже за эти деньги получила весь возможный кайф. Окупилось...
Ляля Брынза
